THE OTHER WIND:
I: Починка зеленого кувшина  •  II: Дворцы  •  III: Драконий Совет  •  IV: На «Дельфине»  •  V: Воссоединение
Ирина Тогоева и я  •  Гостевая  •  Напишите мне
Updated Sun 01.12.02

ГЛАВА III

Драконий Совет

И

з окна своей комнаты Тенар следила за парусом корабля, уносящего Лебаннена и Теану в ночную тьму. Она не пошла на пристань прощаться с дочерью. Тяжело, очень тяжело было отказываться отправиться с нею в это путешествие. Теану умоляла ее — Теану, которая никогда ничего не просила. Она никогда не плакала, она просто не могла плакать, но теперь в ее дыхании слышалось всхлипывание:

– Но ведь я не могу, я не могу ехать одна! Поедем со мной, мама!

– Любовь моя, сердце мое, если бы я могла укрыть тебя от этого страха, я бы так и сделала, разве ты не видишь, что я не могу? Я сделала для тебя все, что могла, огонек ты мой, звездочка моя. Король прав: только ты, ты одна можешь сделать это.

– Но если бы ты просто поехала со мной, чтобы я знала, что ты рядом…

– Я рядом, я всегда здесь. Я ничем не пригожусь вам, буду только помехой. Вам надо торопиться, это будет тяжелое путешествие. Я буду вас задерживать. А ты можешь начать бояться за меня. Тебе я не нужна. Я не могу тебе помочь. Тебе надо понять это. Ты должна ехать, Теану.

Она отвернулась от дочери и принялась искать одежду, которую Теану брала с собой: не те наряды, что они носили во дворце, а старую домашнюю одежду: крепкие туфли, прочный плащ. Она плакала, но не собиралась показывать это дочери.

Теану застыла в растерянности, словно скованная страхом. Тенар подала ей одежду, и она покорно переоделась. В дверь постучал королевский воин, Йенай, спросил, можно ли ему отвести госпожу Теану на пристань, и она смотрела на него, как бессловесный зверь.

– Иди же, – сказала Тенар. Она обняла Теану и положила руку на огромный шрам, занимавший половину ее лица. – Ты ведь дочь Калессина, как и моя дочь.

На долгое мгновение Теану крепко обняла ее, отпустила, ни слова не говоря повернулась и вслед за Йенаем вышла из комнаты.

Тенар осталась стоять на месте, ощущая лишь прохладу ночного воздуха там, где только что был жар рук и тела Теану.

Она пошла к окну. Причал освещали огни, взад-вперед бегали люди, цокали копыта лошадей, спускавшихся по крутым улицам к воде. У причала стоял корабль с высокими мачтами. Знакомый корабль, «Дельфин». Теану стояла у сходней. Вот она поднялась на борт, ведя последнюю лошадь, которая начала было упрямиться, и вслед за ней поднялся Лебаннен. Отдали швартовы, корабль послушно отошел от причала вслед за весельным буксиром, внезапно упали и раскрылись паруса — словно белые цветы распустились в ночи. Свет кормового фонаря дрожал, отражаясь на воде, превратился в крошечную каплю света вдали и исчез.

Тенар отошла от окна и принялась собирать вещи, которые носила Теану, шелковистую блузку, верхнюю юбку, подняла легкие сандалии. Прижала их на мгновение к щеке, отложила.

Она лежала без сна в широкой кровати, и перед ее взором снова и снова вставала одна и та же картина: дорога и идущая по ней в одиночестве Теану. И вдруг с неба на нее падает узел, сеть, черная извивающая масса, целый рой драконов, и струи пламени летят на нее, пламя пожирает ее волосы, одежду… «Нет!» – сказала себе Тенар, – «нет, этого не случится!» Снова и снова она старалась отвлечься, думать о чем-то другом, и опять и опять по дороге в полном одиночестве шла Теану, а по небу мчалась к ней черно-пламенная туча.

Небо посерело, свет проник в комнату и Тенар, совершенно измученная, наконец смогла заснуть. Ей снился Дом Старого мага на Пригорке, ее дом, и тихий восторг от того, что она наконец вернулась, наполнял ее. Она взяла метлу, стоявшую за дверью — на полу лежала пыль, Гед запустил дом. Но в задней стене обнаружилась дверь, которой раньше не было. Она отворила ее и попала в маленькую комнату с низким потолком и каменными стенами, выкрашенными в белый свет. В комнате на корточках сидел Гед, положив локти на колени, руки его бессильно повисли. Но вместо человеческой головы у него была маленькая черная голова стервятника. Он сказал тихим хриплым голосом: «Тенар, у меня нет крыльев». Он сказал это, и такой гнев, такой ужас затопили ее, что она проснулась, жадно хватая ртом воздух. Высокая стена комнаты была освещена солнцем, а печальный ясный голос трубы возвестил четвертый час утра.

Принесли завтрак. Она немного поела и разговорилась с Черникой, пожилой служанкой, которую выбрала из целой свиты горничных и фрейлин, которую ей предложил Лебаннен. Черника была умной, сведущей женщиной родом из небольшой деревушки во Внутреннем Хавноре, и Тенар ладила с ней лучше, чем с большинством придворных дам. Те были обходительны, почтительны, но не знали, как с ней держаться, как говорить с женщиной, которая наполовину — каргская жрица, наполовину — гонтийская крестьянка. Она видела, что им легче быть добрыми к яростно-робкой Теану. Ее хоть можно было жалеть. Жалеть Тенар они не могли.

Зато Черника могла ее жалеть и жалела, и в то утро это сильно помогло Тенар. «Король привезет ее назад целой и невредимой», – сказала она. «Ты что же, думаешь, он может взять с собой девушку туда, откуда не сумеет вытащить? Никогда! Он не из таких!» То было ложное утешение, но Черника так страстно верила в истинность своих слов, что пришлось с ней согласиться, а это само по себе немного успокоило Тенар.

Ей надо было найти себе занятие, ибо отсутствие Теану ощущалось везде, куда бы она ни повернулась. Она решила поговорить с каргской принцессой, узнать, собирается ли девушка учить ардический или хотя бы назвать ей свое имя.

В Каргаде у людей не было истинного имени, которое следовало держать в тайне, как делали жители Архипелага. Подобно ардическим именам, каргское имя могло иметь значение — Роза, Ольха, Честь, Надежда, а могло быть и традиционным, например, именем одного из предков. Люди открыто носили свои имена и гордились древностью имени, передававшегося из поколения в поколение. Тенар отняли у родителей слишком рано, и она не знала, откуда взялось ее имя —скорее всего так звали ее бабку или прабабку. Это имя забрали, когда признали ее Арой, Вечно Возрождающейся Безымянной, и она забыла его. Пока Гед не вернул это имя ей. Для нее, как и для него, оно было ее истинным именем. Но оно не было словом Старшей Речи, не давало никому никакой власти над нею, и она никогда его не прятала.

И потому ей казалось странным, что принцесса скрывает свое имя. Прислужницы называли ее просто Принцессой, или Госпожой, послы именовали ее Верховной принцессой, Дочерью Тола, Госпожой с Гур-ат-Гура и тому подобными выражениями. Если у бедняги ничего не было, кроме титулов, пора было ей обзавестись собственным именем.

Тенар знала, что гостье короля не полагается разгуливать по улицам Хавнора в одиночку, а Черника в тот день была. Поэтому она попросила, чтобы ее сопровождал слуга. Ей выделили очаровательного слугу, или, скорее, служку, ибо мальчику было всего около пятнадцати. . Ей нравилось гулять в городе. Она уже поняла, что без Теану было легче, и призналась себе в этом по пути к Речному дворцу. На Теану люди бросали взгляд и тут же отворачивались, и Теану молча страдала, держась прямо и гордо, она ненавидела эти взгляды, ненавидела то, как они отворачивались, и Тенар страдала вместе с ней и, может быть, больше ее.

Сегодня она могла погулять по городу, поглядеть на уличные представления, пройтись между рыночных шатров, увидеть лица и наряды со всех концов Архипелага. Она свернула с прямой дороги, чтобы дать своему провожатому показать ей маленькую улочку, над которой многочисленные мостики перешагивали с крыши на крышу, так что казалось, что надо всей улицей парит ажурный сводчатый потолок, перевитый гирляндами вьюнка в алых цветах. Среди цветов блестели клетки с птицами, вывешенные из окон на золоченых шестах — все вместе напоминало сад в воздухе. «О, как бы мне хотелось показать это Теану» – подумала она. Но вспоминать Теану было слишком больно.

Речной дворец, так же как и Новый, был построен в правление королевы Эру, пять веков назад. Когда Лебаннен взошел на трон, он стоял в руинах. Лебаннен восстановил его, заботливо и внимательно, и теперь дворец был прекрасным, спокойным местом. Мебели в нем было немного, а на темных натертых до блеска полах не лежали ковры. Ряды высоких окон открывались, и тогда целую стену сменял вид на ивы у реки. Можно было выйти на широкие деревянные балконы, нависающие над водой. Придворные дамы поведали Тенар, что именно сюда король больше всего любил сбегать, чтобы провести ночь в одиночестве или ночь с любовницей, и это обстоятельство, как они намекали, придавало особое значение тому, что он поселил принцессу именно здесь. Сама-то она подозревала, что он просто не желал быть с ней под одной крышей и просто назвал единственное подходящее место, но может быть, придворные дамы и были правы.

Стражники в великолепных доспехах узнали ее и пропустили во дворец. Слуги доложили о прибытии Тенар и удалились вместе с ее служкой. Как и все слуги, они рады были угостить собрата орехами и поделиться с ним слухами. Фрейлины вышли ей навстречу с приветствиями, они были рады видеть новое лицо и жаждали подробностей о королевской экспедиции против драконов. Пройдя через все это, Тенар наконец добралась до комнат, которые занимала принцесса.

В предыдущие два посещения ей приходилось некоторое время ждать в передней, после чего скрытые покрывалами прислужницы вводили ее во внутренние покои, единственные темные покои во всем светлом, воздушном дворце, где, покрытая красным покрывалом, спадающим с плоской шляпы до самого пола, стояла принцесса. Она казалась застывшей живой статуей, предметом обстановки. Кирпичной трубой, как сказала госпожа Иеса.

В этот раз все было по-другому. Едва она вошла в переднюю, как во внутренних покоях раздался визг, послышалась беготня, из распахнувшейся двери выбежала принцесса и с диким криком бросилась Тенар на шею. Тенар была невелика ростом, и принцесса, высокая, сильная, порывистая девушка, сбила было ее с ног, но крепкие объятия не дали Тенар упасть.

– О госпожа Ара, госпожа Ара, спаси меня, спаси меня! — кричала она.

– Принцесса! Что случилось?

Принцесса расплакалась, от страха и от облегчения разом, и Тенар еле смогла разобрать в ее всхлипах и мольбах какую-то чепуху о драконах и жертвоприношении.

– Драконов возле Хавнора нет, – сухо сказала она, освобождаясь от объятий, – и никого не собираются приносить в жертву. Что это за слухи такие? Что тебе сказали?

– Женщины сказали, что идут драконы, что им принесут в жертву королевскую дочь, а не козу, ведь они все здесь колдуны, и я перепугалась. – Принцесса вытерла слезы, сцепила ладони и попыталась совладать с охватившим ее страхом. Это был неподдельный, неуправляемый ужас, и Тенар стало ее жалко. Она не подала виду. Девушке следовало научиться сохранять достоинство.

– Твои женщины невежественны, и слишком скверно знают ардический, чтобы разобраться в том, что им говорят. А ты совсем его не знаешь. Если бы знала, ты бы поняла, что бояться нечего. Разве кто-нибудь во дворце бегает с воплями и причитаниями?

Принцесса смотрела на нее во все глаза. На ней не было шляпы, не было покрывала, только легкое платье — было жарко. До этого Тенар ни разу не видела ее как следует — лишь смутные очертания под красной вуалью. Хотя глаза принцессы покраснели от слез, а лицо пошло пятнами, она была великолепна: светло-каштановые волосы, светло-карие глаза, округлые руки, полная грудь, стройная талия — женщина в первом расцвете своей силы и красоты.

– Ведь их не собираются приносить в жертву. – наконец сказала Тенар. – Никого не будут приносить в жертву.

– Тогда зачем сюда идут драконы?

Тенар глубоко вздохнула.

– Принцесса, – сказала она, – нам надо о многом поговорить. Если ты будешь смотреть на меня, как на друга…

– Ты и есть друг мне — сказала принцесса. Она сделала шаг вперед и крепко сжала правую руку Тенар — очень крепко. – Ты друг мне, у меня нет больше друзей, я готова ради тебя пролить свою кровь.

Это было глупо, но Тенар знала, что это правда. Она постаралась достойно ответить на пожатие принцессы, и сказала

– И ты мне друг. Скажи мне свое имя.

Глаза принцессы округлились. На верхней губе еще остались сопли и слюни. Нижняя губа задрожала. Глубоко вздохнув, она ответила:

– Сесерах.

– Сесерах, меня зовут не Ара, а Тенар.

– Тенар, – повторила девушка, еще сильнее сжимая ей руку.

– Ну так вот, – сказала Тенар, пытаясь овладеть положением, – я долго шла сюда пешком, и мне хочется пить. Пожалуйста, давай сядем, и — можно мне чего-нибудь попить? А потом поговорим.

– Хорошо, – ответила принцесса и выскочила из комнаты, как настигающая добычу львица. Во внутренних комнатах раздались крики, снова послышалась беготня. Появилась прислужница, дрожащими руками поправляющая свое покрывало и забормотала что-то с таким сильным гур-ат-гурским акцентом, что Тенар ее не поняла.

– Говори на проклятом наречии! – заорала принцесса изнутри, и женщина жалко запищала по-ардически:

– Сесть? Пить? Госпожа?

Посреди темной, душной комнаты поставили друг напротив друга два стула. Рядом с одним стояла Сесерах.

– Я бы хотела посидеть снаружи, у воды, – сказала Тенар. – Если ты не возражаешь, принцесса.

Принцесса снова закричала, прислужницы снова забегали, семеня под своими покрывалами, стулья вынесли на широкий балкон. Они сели рядом.

– Так лучше, – сказала Тенар. Она все еще странно себя чувствовала, говоря по-каргски. Это было совсем легко, но она чувствовала себя так, как будто говорила не она, а кто-то другой, актер, играющий ее роль.

– Тебе нравится вода? – спросила принцесса. Лицо ее вновь стало обычного цвета — цвета густых сливок, глаза больше не выглядели опухшими и оказались голубовато-золотистыми, или голубыми с вкраплениями золота.

– Да. А тебе нет?

– Ненавижу. Там, где я жила, не было воды.

– В пустыне? Я тоже жила в пустыне. Пока мне не исполнилось шестнадцать. Тогда я пересекла море и уехала на запад. Я обожаю воду, море, реки.

– Ох, море, – выдохнула Сесерах, пригнулась, зарываясь лицом в ладони. – О, я ненавижу, ненавижу его. Меня так тошнило, я чуть душу свою не выблевала. Снова и снова и снова. Дни, и дни, и дни напролет. Видеть больше его не желаю. – Она бросила быстрый взгляд сквозь ветви ив на тихий мелкий ручей под ними. – Эта речка ничего, – сказала она подозрительно.

Прислужница принесла поднос, на котором стояли кувшин и чашки, и Тенар сделала большой глоток холодной воды.

– Принцесса, – сказала она, – нам надо о многом поговорить. Во-первых: драконы все еще очень далеко на западе. Король и моя дочь отправились говорить с ними.

– Говорить с ними?

– Да. – Она хотела что-то добавить, но передумала. – Будь добра, расскажи мне о драконах Гур-ат-Гура.

В детстве, на Атуане, Тенар рассказывали, что на Гур-ат-Гуре водятся драконы. В горах драконы, в пустынях разбойники. Гур-ат-Гур считался бедным захолустьем, где не было ничего стоящего, кроме опалов, бирюзы и кедровых бревен.

Сесерах тяжело вздохнула. На глазах у нее появились слезы.

– Мне хочется плакать, когда я думаю о доме, – сказала она с такой невинной простотой и с таким чувством, что у Тенар тоже на глаза навернулись слезы. – Так вот, драконы живут высоко в горах. Два, три дня пути от Месрета. Там сплошные скалы и никто их там не тревожит, и они никого не трогают. Но раз в году они спускаются вниз, ползут всегда по одной и той же дороге. Это такая тропа, на ней осталась только мелкая пыль, они ведь спускаются по ней каждый год с начала времен. Она называется Дорогой драконов. –Тенар слушала очень внимательно, и принцесса продолжила. – Пересекать Дорогу драконов — табу. Запрещается вообще ступать на нее. Ее надо обходить, с юга, вокруг Места жертвоприношения. Они начинают спускаться по ней поздней весной. И на четвертый день пятого месяца они все прибывают на Место жертвоприношения. Ни один никогда не опаздывал. Все люди Месрета и всех деревень ждут их там. И когда все соберутся там, жрецы начинают приношение. И тогда… У вас на Атуане разве нет весеннего жертвоприношения?

Тенар покачала головой.

– Видишь ли, поэтому я и испугалась, ведь это может быть человеческое жертвоприношение. Если дела идут плохо, могут принести в жертву королевскую дочь. Если нет, тогда обычную девушку. Но даже этого не делали очень-очень давно. С тех пор, как я была маленькой. С тех пор, как мой отец победил всех остальных королей. Теперь закалывают козу и овечку. Кровь собирают в чаши, жир бросают в жертвенный огонь, и призывают драконов. Драконы пьют кровь и едят огонь. – Она прикрыла глаза на мгновение, и Тенар сделала то же самое. – А потом возвращаются в горы, а мы возвращаемся в Месрет.

– Они большие?

Сесерах раздвинула руки — на ярд.

– Некоторые больше, – сказала она.

– И они не летают? И не могут говорить?

– Ах, нет. Вместо крыльев у них небольшие отростки. Они шипят. Животные ведь не могут говорить. Но они — священные животные. Они — символ жизни, ибо огонь есть жизнь. Они священны, потому что являются на весеннее жертвоприношение. Даже если бы ни один человек не пришел, драконы все равно явились бы туда, собрались бы в том месте. Мы приходим туда, потому что туда приходят драконы. Жрецы все время об этом рассказывают перед жертвоприношением.

Тенар немного подумала.

– Здесь, на западе, драконы большие. Огромные. И они могут летать. Они животные, но они могут говорить. И они священны. И опасны.

– Что ж, – сказала принцесса, может, драконы и животные, только они больше похожи на нас, чем проклятыеколдуны.

Она говорила «проклятыеколдуны» на одном дыхании, без всякого ударения. Тенар помнила это выражение из своего детства. Оно обозначало Темный Народ, ардический народ Архипелага.

– Почему это?

– Потому что драконы перерождаются! Как и все животные. Как мы. – Сесерах поглядела на Тенар с откровенным любопытством. – Ты ведь была жрицей Наисвятейших Гробниц, я думала, ты знаешь об этом куда больше меня.

– Но драконов у нас там не было, – сказала Тенар. – Я ничего о них не знала. Пожалуйста, друг мой, расскажи мне о них.

– Что ж, дай-ка вспомнить. Это зимняя история, но я думаю, это ничего, здесь ее можно рассказывать и летом. Здесь и так все неправильно. – Она вздохнула. – Ну, в начале, как ты знаешь, в начале времен, мы были одним, все люди и все животные, мы делали одно и то же. А потом мы научились умирать. И тогда мы научились возрождаться. Может, как такое же создание, а может, как совсем другое. Но это неважно, ведь все равно умрешь и опять возродишься, так что рано или поздно перебываешь всем.

Тенар кивнула. До сих пор история была ей знакома.

– Но лучше всего, конечно, возродиться человеком или драконом, потому что это священные существа. А потому стараешься не нарушать табу, соблюдать Заповеди, чтобы вернее возродиться человеком, или на худой конец драконом. Если здешние драконы могут говорить, понятно, почему это — вознаграждение. А то мне все время казалось, что быть одним из наших не больно-то здорово.

Но история не об этом, а о том, как проклятыеколдуны открыли Ведурнан. Это такая штука, я не знаю в точности что, но некоторым людям было сказано, что если они согласятся никогда не умирать и никогда не возрождаться, они овладеют колдовством. И они выбрали это, выбрали Ведурнан. И ушли с ним на запад. И оно сделало их темным. И они теперь живут здесь. Все здешние люди — это те, кто выбрали Ведурнан. Они живут, и могут творить свое проклятое колдовство, только умереть они не могут. Умирают лишь тела. Остальное попадает в темное место и никогда не возрождается. И они выглядят как птицы. Но летать не могут.

– Да, – прошептала Тенар.

– Ты не учила этого на Атуане?

– Нет, – ответила Тенар.

На ум ей пришла история, рассказанная Огиону Женщиной из Кемея: в начале времен драконы и люди были одним народом, но потом драконы выбрали дикость и свободу, а люди — богатство и власть. Выбор, разделение… Это — та же история?

Но в сердце ее вставала другая картина: Гед, сидящий на корточках в комнате с каменными стенами, маленькая, черная голова с клювом…

– Ведурнан — это не то кольцо, о котором все говорят, которое мне придется надеть?

Тенар попыталась выбросить из головы Расписную Комнату и свой дурной сон, и ответить на вопрос Сесерах.

– Кольцо?

– Кольцо Эртакби.

– Эррет-Акбе. Нет. Это кольцо — Кольцо Мира. И ты будешь носить его, только когда станешь королевой короля Лебаннена — если станешь. И это будет для тебя большая удача.

На лице Сесерах появилось странное выражение. Не сердитое и не циничное. На нем появилась безнадежность, смешанная с тенью улыбки и терпением — выражение женщины на полвека старше.

– Нет в том никакой удачи, дорогая моя подруга Тенар, сказала она. – Мне придется выйти за него. И я сгину.

– Почему же ты сгинешь, если выйдешь за него?

– Мне придется сказать ему мое имя. А если он назовет мое имя, то похитит мою душу. Они это умеют, проклятыеколдуны. Поэтому они всегда скрывают свои имена. А если он похитит мою душу, я не смогу умереть. Я буду навеки лишена тела, я останусь птицей, которая не может летать, я больше никогда не смогу возродиться.

– И поэтому ты прячешь свое имя?

– Я ведь сказала его тебе, Тенар, подруга.

– Я ценю твой дар, друг мой, – решительно ответила Тенар. – Но здесь можно говорить свое имя кому угодно. Они не могут похитить у тебя душу. Верь мне, Сесерах. И можешь верить ему. Он не… Он не сделает тебе худа.

Девушка уловила ее сомнения.

– Но он хотел бы, ведь так? – сказала она. – Тенар, друг мой, я знаю, кто я здесь для них. В том огромном городе, где сейчас мой отец, в Авабатхе, я была глупой, невежественной девчонкой из пустыни. Фейяганой. Городские женщины хихикали и пихали друг друга локтями, когда видели меня. Шлюхи с непокрытыми лицами. А здесь еще хуже. Я никого не понимаю, а они не понимают меня, и здесь все, все совсем по-другому. Я даже не знаю, чтo за едой меня кормят, это колдовская еда, у меня от нее кружится голова. Я не знаю, какие здесь табу, тут нет ни одного жреца, одни только женщины-колдуньи вокруг, черные, с непокрытыми лицами. И я вижу, как они на меня смотрят! Из-под фейяга все видно! Я видела его лицо. Он очень красив, он выглядит, как воин, но он — черный колдун и ненавидит меня. Нет, нет, не отрицай, я вижу, что он ненавидит меня. И я думаю, когда он узнает мое имя, он заточит мою душу в том месте навсегда.

Они надолго замолчали. Тенар смотрела между ветвей ивы на тихо текущую воду, ей было грустно. Она устала.

– Что ж, принцесса, значит, ты должна придумать, как понравиться ему. Что тебе еще остается?

Сесерах скорбно пожала плечами.

– Неплохо было бы понимать, что он говорит.

– Багабба-багабба. Все они так говорят.

– А наш язык так же звучит для них. Послушай, принцесса, как он может полюбить тебя, если все, что бы ты ни сказала, звучит для него как «багабба-багабба»? Смотри, – сказала она, подняв ладонь и указывая на нее другой рукой, и произнесла слово — сначала на каргском, потом на ардическом.

Сесерах тоном прилежной ученицы повторила оба слова. Тенар назвала еще несколько частей тела, и до принцессы начали доходить возможности перевода. Она выпрямилась.

– Как колдуны говорят «король»?

– Агни. Это слово Старшей Речи. Мой муж сказал мне его.

Она тут же пожалела, что сказала о существовании еще и третьего языка, сейчас они совсем запутаются. Но внимание принцессы привлекло вовсе не это.

– У тебя есть муж? – Сесерах смотрела на нее во все глаза — сияющие львиные глаза. Она рассмеялась. – Как чудесно! Я думала, ты жрица! О, пожалуйста, друг мой Тенар, расскажи мне о нем! Он воин? Он красив? Ты любишь его?

КОРОЛЬ отправился охотиться на драконов. Алдер понятия не имел, что ему теперь делать, и чувствовал себя совершенно бесполезным. Он жил во дворце, ел королевскую еду и чувствовал себя дармоедом. Он принес с собой зло и чувствовал себя виноватым. Нельзя было весь день сидеть в комнате, так что он выходил в город, но от шума и великолепия города кружилась голова. Денег у него не было, не было и цели, он просто бродил по улицам, пока не уставал. Тогда он возвращался во Дворец Махариона, гадая, впустят ли его суровые стражники и в этот раз. Какое-то подобие покоя он находил только в дворцовых садах. Он надеялся снова встретить Роди, но тот не появлялся, и, может быть, к лучшему. Алдеру начинало казаться, что говорить с людьми ему не следует. Руки, тянущиеся к нему из царства смерти, могли потянуться и к ним.

На третий день после отплытия короля он спустился в сад, походить среди прудов. Днем было очень жарко, так что и вечер был душный, безветренный. Он взял Хвата с собой и выпустил его на траву. Котенок принялся гоняться под кустами за какими-то насекомыми, а сам он сидел на скамье возле старой ивы и следил за жирным карпом в пруду. Серебристо-зеленая чешуя карпа поблескивала в воде. Он чувствовал одиночество и уныние: он чувствовал, что защита от голосов, от тянущихся рук, рушится. В конце концов, зачем он здесь? Что хорошего он может сделать? Почему бы не уйти туда раз и навсегда, почему бы не спуститься по тому холму до конца и не покончить с этим? Никто в мире не стал бы его оплакивать, а его смерть избавила бы их всех от страданий, которые он приносил с собой. Им хватало забот и с драконами. Может быть, если он спустится туда, он встретит Лилию.

Если он умрет, они не смогут коснуться друг друга. Волшебники говорили, что у них даже мысли такой не возникнет. Они говорили, мертвые забывают то, что знали, когда были живы. Но Лилия тянулась к нему. Может быть, хоть поначалу, они будут помнить. Может быть, они успеют посмотреть друг на друга, увидеть друг друга, даже если им не дано было больше прикоснуться друг к другу.

– Алдер.

Он медленно поднял голову. Перед ним стояла женщина, маленькая седовласая женщина, Тенар. Он увидел в ее лице тревогу, но не знал, о чем она тревожится. Потом он вспомнил, что ее дочь, обожженная девушка, уплыла на запад с королем. Может быть, пришли плохие новости. Может быть, все они погибли.

–Тебе плохо, Алдер?

Он покачал головой. Говорить было трудно. Ему начинало казаться, что там, в ином краю, ему будет очень легко — ведь там не надо говорить. Не надо смотреть людям в глаза. Никто тебя не потревожит.

Она села на скамью рядом с ним.

– Тебя что-то гложет, – сказала она.

Он сделал слабый жест — все в порядке, ничего особенного.

– Ты был на Гонте. У моего мужа, Ястреба. Как он? Он управляется с хозяйством?

– Да, – сказал Алдер. Потом постарался ответить полнее: – Он был добрейшим хозяином.

– Я рада слышать это, – сказала она. – Я беспокоюсь за него. Он смотрит за домом не хуже меня, но все равно мне не хочется оставлять его одного… Пожалуйста, расскажи мне, чем он занимался, пока ты был там?

Он рассказал ей, что Ястреб собрал сливы и отдал их на продажу, что они вместе починили ограду, что Ястреб помог ему уснуть. Она слушала, внимательно, серьезно, как будто эти мелочи были так же важны, как и странные события, о которых они говорили здесь три дня назад — мертвые, взывающие к живым, девушка, оборачивающаяся драконом, драконы, палящие поля западных островов. Да он и сам не знал теперь, что важнее — великое и странное или маленькое и обычное.

– Мне хотелось бы вернуться домой.

– Я мог бы пожелать того же, но это бесполезно. Мне кажется, я никогда больше не вернусь домой.

Он сам не знал, почему сказал такое, но сказав, почувствовал, что это правда. Она смотрела на него спокойными серыми глазами и не задавала вопросов.

– Я могла бы пожелать, чтобы моя дочь поехала со мной домой, но это тоже невыполнимое желание. Я знаю, что ей придется уйти от меня. Я не знаю, куда.

– Не расскажешь ли ты мне у нее за дар? Что она такое, почему король послал за ней и взял ее с собой, чтобы встретиться с драконами?

– Ох, если бы я только знала, что она такое, я бы рассказала, – голос Тенар дрожал от горя, от горечи, от любви. – Она не родная дочь мне, как ты мог догадаться, а может, тебе сказали. Она попала ко мне маленьким ребенком, ее спасли от огня — еле спасли, и не полностью. А когда вернулся Ястреб, она стала и его дочерью. Она уберегла и его, и меня от жестокой смерти, позвав дракона, Калессина. И этот дракон назвал ее своей дочерью. Так что она дитя сразу и многим, и никому, не избавленное от боли, но спасенное от огня. Может быть, я так никогда и не узнаю, кто она на самом деле. Но как бы я хотела, чтобы она была сейчас здесь, со мной, в безопасности!

Ему захотелось приободрить ее, но он не мог никого утешить, он сам нуждался в утешении.

– Расскажи мне что-нибудь о своей жене, Алдер, – попросила она.

– Я не могу, – сказал он наконец. Тишина легко висела в воздухе. – Я бы рассказал, если бы мог, госпожа Тенар. Я боюсь. Я чувствую такую усталость, такую тяжесть, такой страх сегодня вечером. Пытаюсь вспомнить Лилию, но вижу лишь темную пустыню, которая уходит все дальше и дальше вниз. Ее там нет. Все мои воспоминания о ней, все, что было для меня как хлеб и как вода, все утекло в тот сухой край. Мне не осталось ничего.

– Прости, – прошептала она, и снова наступила тишина. Сумерки сгущались. Недвижный воздух был очень теплым. Огни дворца сияли сквозь резные ширмы на окнах, сквозь неподвижную листву ив.

– Что-то происходит, – сказала Тенар. – Великие перемены в мире. Может быть, не останется ничего знакомого нам.

Алдер посмотрел на темнеющее небо. Мраморные и алебастровые башни дворца оставались последними пятнами света на востоке. Он поискал глазами меч на самой высокой башне и нашел его серебристую искорку.

– Смотри, – сказал он. На острие меча, подобно бриллианту, подобно капле воды, сияла звезда. Они смотрели на нее, и тут она отделилась от меча и взмыла ввысь прямо над ним.

Не то во дворце, не то за стенами, поднялся какой-то шум, послышались голоса, резко и повелительно пропел рожок.

– Они вернулись, – сказала Тенар и поднялась на ноге. Оживление словно почувствовалось в воздухе, и Алдер тоже встал. Тенар заторопилась во дворец — оттуда было видно гавань. В воздухе чувствовалось оживление. Алдер тоже встал, но прежде чем взять Хвата на руки, он снова посмотрел вверхи увидел бледнеющий огонек меча и яркую звезду в вышине прямо над ним.

БЕЗВЕТРЕННОЙ ЛЕТНЕЙ НОЧЬЮ «Дельфин» вошел в гавань по стремительной дуге, паруса его надувал волшебный ветер. Никто во дворце не ожидал, что король вернется так быстро, но когда он вернулся, все было готово. На причале толпились придворные, воины, не стоявшие в тот день в карауле, горожане, готовые радостно встретить короля, певцы и арфисты, которым не терпелось узнать, как он сражался с драконами и победил их, чтобы сложить баллады об этом.

Они были разочарованы. Король вместе со своим отрядом направился прямо во дворец, а солдаты и матросы с корабля могли рассказать лишь немногое. «Они высадились на Песках Онневы, а через два дня вернулись. Волшебник птицу послал к нам, с сообщением, она догнала нас возле Ворот Залива, мы ведь должны были встретить их в Южном Порту. Мы и вернулись назад, и они нас там поджидали, целые и невредимые. Но над Южными Фальернами стоял дым — лес горел».

Тенар стояла в толпе на причале, и Теану сразу пошла прямо к ней. Они обнялись — крепко, яростно. Но по пути во дворец, на ярко освещенной улице, среди радостных голосов, Тенар не переставала думать: «Все изменилось. Она изменилась. Она больше не вернется домой».

Лебаннен, полный напряжения и решительности, шагал в окружении своих офицеров. Он выглядел царственно, воинственно и словно светился изнутри. «Эррет-Акбе!» – кричали люди, видя его, – «Сын Морреда!» На ступенях дворца он развернулся и обратился к ним. Когда он хотел, он мог говорить громко, и голос его перекрыл шум толпы.

– Слушайте, люди Хавнора! Женщина с Гонта говорила за нас с вождем драконов. Мы заключили перемирие. Один из них явится к нам. Сюда явится дракон, в Город Хавнор, во Дворец Махариона. Явится не жечь, но договариваться. Пришло время людям и драконам встретиться и поговорить. И потому я говорю вам: когда явится дракон, не поднимайте тревоги, не вооружайтесь, не бегите, но приветствуйте его под Руной Мира. Приветствуйте его, как приветствовали бы великого правителя, с миром явившегося из далеких земель. И не бойтесь. Ибо защитой нам — Меч Эррет-Акбе, Кольцо Эльфарран и Имя Морреда. И собственным именем я клянусь вам защищать этот город и наше королевство, пока я жив!

Его слушали, затаив дыхание. Взрыв криков и приветствий последовал за его словами, он повернулся и вошел во дворец.

– Мне показалось, надо их как-то предупредить – сказал он Теану своим обычным, спокойным, голосом, и она кивнула. Он обращался к ней, как к равной, как к товарищу, и она держалась с ним так же. Тенар и придворные заметили это.

Лебаннен повелел, чтобы королевский Совет собрался в четвертом часу утра, после чего все разошлись, но Тенар он задержал. Теану ушла.

– Это она нас защищает.

– Она одна?

– Не бойся за нее. Она — дочь дракону, сестра дракону. Она идет туда, куда мы не можем. Не бойся за нее, Тенар.

Она склонила голову в знак согласия.

– Я благодарю тебя за то, что ты привез ее обратно, за то, что она опять со мной, – сказала она. – На какое-то время.

Они остались одни в коридоре, который вел в западные покои дворца. Тенар подняла голову и сказала.

– Я говорила о драконах с принцессой.

– С принцессой? – непонимающе повторил он.

– У нее есть имя. Я не могу тебе его сказать, потому что она думает, что ты можешь использовать его, чтобы погубить ее душу.

Он насупился.

-– На Гур-ат-Гуре водятся драконы. Маленькие, говорит она, бескрылые, и у них нет дара речи. Но они священны. Они — священный символ смерти и возрождения. Она напомнила мне, что мой народ не попадает после смерти туда, куда идет твой народ. Тот сухой край, о котором говорил Алдер — мы не попадаем туда. Принцесса, и я, и драконы.

Вежливая сдержанность на лице Лебаннена сменилась пристальным вниманием.

– Вопросы, которые Гед задал Теану… – пробормотал он. – Это и есть ответ?

– Я знаю лишь то, что мне сказала, или напомнила, принцесса. Я поговорю об этом с Теану сегодня вечером.

Он задумчиво нахмурился, потом лицо его прояснилось. Он наклонился и поцеловал Тенар в щеку и пожелал ей спокойной ночи. Потом повернулся и зашагал к своим покоям, а она смотрела ему вслед. Сердце ее таяло, он словно ослеплял ее, но она видела все. «Он так и не перестал бояться принцессы», – подумала она.

ТРОННЫЙ ЗАЛ БЫЛ самой старой комнатой во Дворце Махариона. Этот зал построил Гемаль Рожденный в Море, Князь Илиена, который стал королем Хавнора. Королева Эру и ее сын Махарион были его потомками. В «Песни о Хавноре» говорится:

«Сотня воинов и сотня дам сидели в большом зале Гемаля Рожденного в Море за королевским столом, в утонченных беседах. То были прекрасные и щедрые дворяне Хавнора, и не было в мире воинов доблестнее или женщин красивее».

Наследники Гемаля строили дворец вокруг этого зала, на протяжении более чем ста лет он все рос и рос, и наконец Эру и Махарион возвели Алебастровую Башню, Башню Королевы и Башню Меча.

Дворец и Башни стояли до сих пор. Когда Лебаннен вступил на трон, древний дворец уже был наполовину разрушен, хоть люди Хавнора и продолжали упрямо звать его Новым Дворцом все долгие века, прошедшие после смерти Махариона. Лебаннен перестроил его почти полностью. Теперь он сиял великолепием. Купцы Внутренних Островов были бесконечно рады наконец иметь короля, иметь законы, защищающие их, и согласились отдавать ему довольно много. Они жертвовали еще и дополнительные средства на такие работы. Первые несколько лет его правления они даже не жаловались, что налоги убивают дело, а дети их окажутся в нищете. А потому Лебаннен смог сделать Новый Дворец воистину новым, и великолепным притом. Но в тронном зале заменили только балки потолка, отштукатурили стены и заново застеклили узкие, высоко расположенные окна. Король оставил простое убранство зала в неприкосновенности.

Выдержав быструю смену ложных династий, выдержав долгие Темные годы правления узурпаторов и пиратских главарей, несмотря на все старания времени и выпады людского честолюбия, трон королевства стоял на своем месте в дальнем конце длинного зала — деревянное кресло с высокой спинкой, на простом, ничем не украшенном возвышении. Когда-то он был обит листовым золотом. Золота давно уже не было, его оторвали вместе с золочеными гвоздями, которыми оно крепилось к трону. От гвоздей остались отверстия. Шелковые подушки и балдахин украли, а может быть, они были съедены молью, мышами или плесенью. Ничто в этом деревянном кресле не выдавало трон, кроме места, на котором оно стояло, да неглубокого резного узора на спинке в виде цапли, несущей в клюве ветку рябины. То был герб Дома Энлада.

Короли этого Дома прибыли с Энлада на Хавнор восемь веков назад. Королевство там, где стоит Высокий Трон Морреда, говорили они.

Лебаннен велел почистить его, поменять сгнившие доски, отполировать и отлакировать его, так что он снова блестел, как атлас. Но он не стал его красить, золотить, оставил его неукрашенным. Некоторые богатые купцы, придя посмотреть на свой драгоценный дворец, выражали недовольство тронным залом и троном. «Похоже на амбар» – говорили они, а еще: «Это Высокий Трон Морреда или кресло старого крестьянина?»

Одни говорили, что король отвечал на это: «Что есть королевство без амбаров, которые кормят его и крестьян, которые выращивают зерно?» Другие настаивали, что он сказал: «Разве мое королевство — мишура позолоты и бархата, разве не держится оно на силе дерева и камня?» Третьи утверждали: он ответил лишь, что в тронном зале ему все нравится так, как есть. А раз на троне без подушек сидел королевский зад, последнее слово осталось за королем.

И в этом ничем не украшенном зале с высоким потолком прохладным туманным летним утром собрался Совет Короля: девяносто один человек, мужчины и женщины. Их было бы сто, если бы собрались все. Всех их выбрал король. Некоторые представляли знатные семьи и великие княжеские дома Внутренних островов, давних вассалов Короны, некоторые говорили за другие острова и другие части Архипелага, некоторых король ввел в Совет, ибо они показали себя нужными и достойными доверия советниками в государственных делах, а некоторых — потому что надеялся, что они таковыми станут. Там были купцы, корабелы и торговцы из Хавнора и других великих портов моря Эа и Внутреннего Моря, в роскошных мантиях из темного шелка, великолепные в сознании собственной важности. Там были старшины ремесленных цехов, искушенные в ведении переговоров, среди них выделялась бледноглазая женщина с сильными руками, глава рудокопов Осскила. Там были волшебники с острова Рок, в серых плащах и с посохами. Был там и волшебник с Пальна, которого называли Мастер Сеппель, у этого посоха не было, а люди старались держаться от него подальше, хотя он казался вполне дружелюбным человеком. Там были благородные дамы, молодые и старые, из многочисленных уделов и княжеств королевства, некоторые в шелках Лорбанери и жемчугах с Песчаных Островов, а также две крепкие, простые и исполненные достоинства женщины, представлявшие людей Восточного Предела, одна с Иффиша, другая с Корпа. Присутствовали также поэты, мудрецы из старых школ Эа и Энладских островов, несколько офицеров войска и капитанов королевских кораблей.

Король выбрал каждого из них. Раз в два или три года он просил их остаться еще на столько же или отпускал домой с благодарностью и почестями и заменял другими. Все законы и налоги, все тяжбы, представленные на суд короны он обсуждал с ними, ища их совета. Затем они голосовали, и предложение принималось только с согласия большинства. Некоторые называли совет пустой затеей, а советников —королевскими любимцами да куклами, и может быть, так оно и было. Если король настаивал на каком-нибудь решении, оно чаще всего принималось. Часто он не выражал никакого мнения и принимал суждение совета. Многим советникам удавалось, имея в руках твердые факты и сильные доводы, повлиять на остальных и даже переубедить короля. А потому споры в разных разделах совета велись нешуточные, да и на общих собраниях несколько раз советники противоречили королю, спорили с ним и в итоге голосовали против него. Король умел ладить с людьми, но политика ради политики ему была не нужна.

Совет приносил пользу, а потому приобрел вес в глазах влиятельных людей. Народ не особенно замечал его, простые люди свои надежды и свое внимание сосредотачивали на самом короле. Тысячи песен и баллад были сложены о сыне Морреда, о принце, вернувшемся на драконе из царства смерти к берегу дня, о герое Сорры, о короле, державшем в руках меч Серриадха, о Высоком Ясене Энлада, о любимом короле, правящем под Руной Мира. Воспевать советников, спорящих по поводу корабельных пошлин, не так легко.

Итак, невоспетые советники чинно тянулись к тронному залу. Каждый занимал свое место на скамьях с подушками, лицом к трону, на котором подушек не было. Они снова встали, когда в зал вошел король. Он привел с собой Женщину с Гонта, которую они видели и раньше, так что ее появление не вызвало удивления, и какого-то худощавого мужчину в выцветшем черном плаще. «Похож на деревенского колдуна», – прошептал купец с Камери корабелу с Уэя, на что тот ответил: «Вне всякого сомнения, так и есть», – спокойным, снисходительным тоном. Многие советники любили короля, или по крайней мере, испытывали к нему симпатию. В конце концов, именно он дал им власть, и даже если они не чувствовали себя в долгу перед ним, они уважали его решения.

Пожилая княгиня Эбэа опоздала. Она торопливо прошла к своему месту, и князь Сеге, который вел заседание, разрешил советникам сесть.

– Внимайте королю, – сказал Сеге, и они слушали.

Он поведал им о нападениях драконов на Западный Хавнор — многие впервые слышали об этом достоверно — и о том, как они с Теану, Женщиной с Гонта, отправились вести переговоры.

Он держал их в напряжении. Сначала он рассказал о нападениях драконов на западные острова, потом пересказал историю Оникса о девушке, которая обернулась драконом на Холме Рока. Наконец, он напомнил им, что Теану считали своей дочерью Тенар, Вернувшая Кольцо, бывший Верховный Маг Земноморья и дракон Калессин, который принес короля с Селидора.

Только после этого он рассказал о том, что произошло три дня назад на рассвете на горной дороге в Фальернских горах.

Закончил он так:

– Этот дракон должен передать сообщение Орм Ириан на Пальн, а затем она прилетит сюда. Между нами не менее трехсот миль. Но дракону под силу обогнать любой корабль, даже если тот идет под волшебным ветром. Орм Ириан может явиться к нам в любую минуту.

Князь Сеге задал первый вопрос, зная, что король одобрит его:

– Господин мой, чего ты надеешься достичь, вступив с драконом в переговоры?

Ответ был немедленный:

– Неизмеримо больше, чем мы можем достичь, пытаясь сражаться с драконом. Тяжело говорить подобное, но это правда: против гнева этих огромных существ, если и в самом деле хоть несколько явятся сюда, у нас нет настоящей защиты. Наши мудрецы говорят нам, что лишь одно место может устоять при нападении драконов — остров Рок. А на Роке есть, возможно, только один человек, способный встретиться лицом к лицу с одним драконом и уцелеть. А потому мы должны выяснить, в чем причина их гнева и, устранив ее, заключить с драконами мир.

– Они — животные! – заявил старый владетель Фелкуэя. – Они не могут рассуждать, с ними нельзя заключить мир!

– Разве нет у нас Меча Эррет-Акбе, который сразил Великого дракона? – вскричал молодой советник. Тут же ответил другой:

– А кто сразил Эррет-Акбе?

Споры велись горячие, но князь Сеге вел обсуждение твердой рукой, не позволяя советникам перебивать друг друга или говорить больше двух минут, которые он отмерял песочными часами. Излишне многословных или чрезмерно медлительных князь прерывал стуком тяжелого жезла с серебряным навершием. А потому речи текли быстро, и все, что следовало сказать, а также многое, чего говорить не следовало, было сказано, опровергнуто и сказано снова. Большинство утверждало, что следует вооружиться, вступить в войну с драконами и победить их.

– Отряд лучников на одном королевском боевом корабле может посбивать их, как уток! – кричал горячий купец из Уотхорта.

– И мы склонимся перед безмозглыми тварями? Разве не осталось среди нас героев? – вопрошала властная владетельница О-Токне.

– Безмозглыми? – резко переспросил Оникс. – Они говорят на Языке Созидания, в знании которого состоит наша искусство и наша сила. Они животные не больше, чем мы. Люди — лишь животные, наделенные даром речи.

Старый, умудренный жизнью морской волк, спросил:

– Разве не вам, волшебникам, надлежит тогда говорить с ними? Ведь вы знаете их язык и, быть может, разделяете их силу. Король рассказал нам, как молодая необученная девушка обернулась драконом. А маги могут принимать обличье дракона, если захотят. Не могут ли тогда Мастера острова Рок говорить с драконами, как равные, и биться с ними на равных, коли будет в том нужда?

Встал волшебник с Пальна. Он был невысок, голос у него оказался тихий.

– Принять чье-то обличье значит стать им, капитан, – вежливо ответил он. – Маг может сделать так, что он будет казаться драконом. Но истинная смена сущности — опасное искусство. Особенно сейчас. Пытаться изменить что-то в малом — все равно, что дуть против ветра великих перемен… Но среди нас есть та, кому не надо никакого искусства, чтобы говорить с драконами лучше любого из живущих — если она согласится говорить за нас.

Теану встала со своего места на скамье возле тронного помоста.

– Я согласна, – ответила она и села обратно.

Споры на минуту утихли, но потом разгорелись с новой силой.

Король молча слушал. Ему хотелось знать настроение своего народа.

Серебряные трубы нежно и печально сыграли мелодию полностью, четырежды, возвестив наступление шестого часа, полдень. Король поднялся, и князь Сеге объявил перерыв до первого часа дня.

В одной из комнат Башни Королевы Эру по велению короля был подан завтрак — свежий сыр, овощи и фрукты. Лебаннен пригласил Теану, Тенар, Алдера, Сеге и Оникса, а Оникс, испросив разрешения у короля, привел с собой волшебника с Пальна, Сеппеля. Они собрались за столом. Разговаривали мало и тихо. В окна была видна вся гавань и долгая линия северного берега залива, терявшаяся вдали в голубоватой дымке. Не то остатки утреннего тумана, не то дым лесных пожаров на западе острова.

Алдер чувствовал себя неловко на королевских советах, среди людей, облеченных доверием короля. Ведь он ничего не знал о драконах. Он не мог ни сражаться, ни говорить с ними. Мысль о таких могучих созданиях поражала его. Временами крики и похвальбы советников напоминали ему собачий лай. Однажды он видел на берегу молодого пса, который все лаял и лаял на океан, потом бросился навстречу набегающей волне и столкнулся с ней, и побежал, побежал от нее, опустив мокрый хвост между ног.

Но Алдер был рад встретить Тенар, с ней ему было легко, ему нравилась ее доброта и храбрость. А теперь он понял, что ему легко и с Теану.

Из-за ожога казалось, что у нее два лица. Он не мог совместить их, и видел либо одно, либо другое. Но это не беспокоило, он привык к этому. Лицо его матери было наполовину покрыто темно-красным родимым пятном. Теану напомнила ему об этом.

Теперь она казалась менее беспокойной и тревожной, чем раньше. Она тихо сидела за столом, пару раз застенчиво и дружески обратилась к нему. Алдер чувствовал, что она, подобно ему, была там не по своей воле, не по своему выбору — как раз наоборот, она пожертвовала правом выбора, ей приходилось идти вперед по незнакомой дороге. Может быть, их дороги шли рядом, хотя бы ненадолго. Эта мысль придала ему бодрости. Он знал лишь, что ему следовало сделать нечто, следовало завершить начатое. И ему казалось, что будет легче это сделать с нею вместе, чем без нее. Быть может, она тянулась к нему из такого же одиночества.

Но разговаривали они не о таких сложных вещах.

– Мой отец дал тебе котенка, – сказала она ему после того, как они встали из-за стола. – Одного из тетушкиных?

Он кивнул, она спросила:

– Серенького?

– Да.

– Это был лучший котенок в том помете.

– Он тут растолстел — он это или она, не пойму.

Теану поколебавшись, робко сказала:

– Мне кажется, это он.

Алдер понял, что улыбается.

– Он хороший спутник. Один моряк на корабле назвал его Хват.

– Хват, – повторила Теану. Вид у нее был удовлетворенный.

– Теану, – позвал король. Они с Тенар сидели на скамье у окна. – Я не спрашивал тебя на совете о вопросах, которые тебе задал господин мой Ястреб. Не время было. Станешь ли ты отвечать на них там?

Алдер смотрел на нее. Она немного подумала. Посмотрела на мать, та не сделала никакого знака.

– Я лучше скажу это здесь. Тебе, – сказала она своим хриплым голосом, – и может быть, еще принцессе с Гур-ат-Гура.

После краткой паузы король вежливо спросил:

– Желаешь, чтобы я послал за ней?

– Нет, я могу потом сама сходить к ней. Да мне и нечего особенно рассказывать. Кто отправляется в сухой край после смерти? Мы с моей матерью говорили об этом. И мы подумали, люди отправляются туда, но отправляются ли туда звери? Летают ли там птицы? Есть ли там деревья, растет ли там трава? Алдер, ты был там, ты видел.

Он не ожидал вопроса и смог сказать только:

– Там… там есть трава, на той стороне стены, но она показалась мне мертвой. Что лежит дальше, я не знаю.

Теану обернулась к королю.

– Ты пересек этот край, господин мой.

– Я ни разу не видел ни зверя, ни птицы, ни единого растения.

Алдер добавил:

– Господин Ястреб сказал: пыль да скалы.

– Мне кажется, из всего живого только люди отправляются туда, – сказала Теану. – Но не все.

Она снова посмотрела на мать и не стала отводить взгляда. Тенар заговорила:

– Народ каргов похож на животных, – сказала она сухо, не показывая своих чувств. – Они умирают и возрождаются.

– Это предрассудок, – сказал Оникс. – Прости меня, госпожа Тенар, но ты сама…

Он остановился.

– Я больше не верю, что я — та, кем они меня считали: Ара, возрождающаяся вечно, единственная из душ, воплощающаяся бесконечно и потому бессмертная, как они говорили мне. Но я верю, что, когда я умру, то, как и всякое смертное существо, воссоединюсь с великим существом мира. Как и трава, как деревья, как животные. Люди — всего лишь животные, которые разговаривают, как ты сказал сегодня утром.

– Но мы можем говорить на Языке Созидания, – воскликнул волшебник. – Мы можем выучить слова, которыми Сегой создал этот мир, и тем завоевать бессмертие для своих душ.

– Край, где нет ничего, кроме пыли и теней – это ваше завоевание? – голос ее больше не был сух, глаза сверкали.

Оникс негодовал, но не нашел, что возразить. Вмешался король

– Господин Ястреб задал и другой вопрос, – сказал он. – Может ли дракон пересечь стену, сложенную из камней? – Он посмотрел на Теану.

– Ответив на первый, мы ответили и на второй, – сказала она, – если драконы — лишь говорящие животные, ведь животных там нет. Видел ли кто-нибудь из магов дракона в том краю? Или ты, господин мой? – Она посмотрела сперва на Оникса, потом на Лебаннена. Оникс подумал лишь мгновение, прежде чем ответить:

– Нет.

Король выглядел удивленным.

– Почему же я раньше никогда не думал об этом? – проговорил он. – Нет, мы не видели ни одного. Мне кажется, там нет драконов.

– Господин мой, – сказал Алдер, громче, чем когда-либо говорил во дворце, – здесь дракон.

Он стоял лицом к окну и указывал в небо. Все повернулись к окну. В небе над заливом, с запада, летел к Хавнору дракон. Длинные, медленно двигавшиеся перепончатые крылья сияли красно-золотым. Из пасти вырвалась струйка дыма, мгновение тянулась за ним, растаяла в туманном летнем воздухе.

– Так, – сказал король, – и в какой же комнате мне разместить такого гостя?

Казалось, он не то озадачен, не то забавляется. Но едва увидев, как дракон поворачивает к Башне Меча, Лебаннен выбежал из комнаты и побежал вниз по лестнице, застав врасплох нескольких стражников и обогнав остальных. На террасу под белой башней он выбежал в одиночестве.

Широкая мощеная мрамором терраса, огороженная низкой балюстрадой, была крышей пиршественного зала. Прямо над ней уходила ввысь Башня меча, а рядом поднималась Башня Королевы. Когда король выбежал туда, дракон уже с металлическим шорохом складывал крылья. Когти его оставили глубокие следы на мраморной плитке.

Длинная голова, покрытая золотистой чешуей, развернулась. Дракон смотрел на короля. Король опустил глаза и не встретил взгляда дракона. Но он стоял прямо и заговорил звонко:

– Орм Ириан, добро пожаловать. Я Лебаннен.

– Агни Лебаннен, – произнес голос огромного создания, приветствуя его, как приветствовал его Орм Эмбар давным-давно, на самом дальнем западе.

На террасу выбежали Оникс и Теану, за ними — несколько стражников. Один из них держал меч наголо, а в одном из окон Башни Королевы Лебаннен заметил другого с натянутым луком. Стрела была направлена в грудь дракона.

– Бросьте оружие! – крикнул он так громко, что эхо отдалось от башен. Латник повиновался так поспешно, что чуть не выронил меч, а стрелок опустил лук медленно и неохотно, не желая оставлять своего господина беззащитным.

– Медеу, – прошептала Теану, подходя к Лебаннену и глядя прямо на дракона. Голова дракона снова повернулась, взгляд огромного янтарного глаза в морщинистой чешуйчатой глазнице встретил взгляд Теану.

Дракон заговорил. Оникс шепотом переводил для короля.

– Дочь Калессина, сестра моя, — сказал дракон. – Ты не можешь летать.

– Я не могу менять обличье, сестра, – ответила Теану.

– Поменять ли его мне?

– На время, если тебе угодно.

И те, кто стоял на террасе или смотрел в окна башен, увидели превращение, удивительней которого им было не видать во всем чудесном волшебном мире, сколько бы они ни жили. Они увидели, как дракон — огромное создание, чье бронированное туловище и украшенный шипами хвост растянулись на половину террасы, а увенчанная красными рогами голова смотрела на короля с высоты двух человеческих ростов — дрожит, звеня крыльями, как цимбалами, и выдыхает из ноздрей не дым, но пар. Облако пара скрыло дракона, его очертания угадывались как в тумане или сквозь матовое стекло. Потом он исчез. Полуденное солнце нещадно палило, освещая шрамы и царапины на белых плитах террасы. Дракона не было. Там стояла девушка. Она стояла в десяти шагах перед Теану и королем. Она стояла там, где могло быть сердце дракона.

Молодая, высокая, крепкого сложения девушка, темнокожая, темноволосая, в крестьянской рубахе и штанах, босоногая. Она стояла неподвижно, словно в замешательстве. Оглядела себя, подняла руку, посмотрела на нее.

– Какая маленькая! – воскликнула она на ардическом и рассмеялась. Посмотрела на Теану. – Словно надела башмаки, которые носила в пять лет, – сказала она.

Две девушки пошли навстречу друг другу. Они обнялись — так величаво приветствуют друг друга воины при полном вооружении или встречающиеся в море корабли. Легко, но надолго прижались друг к другу. Опустили руки и обе развернулись к королю.

– Госпожа Ириан, – произнес он и поклонился.

Казалось, она пришла в затруднение, из которого вышла, проделав что-то вроде деревенского книксена. Она подняла голову, глаза у нее оказались цвета янтаря. Он немедленно отвел взгляд.

– Я не причиню тебе вреда в этом обличье, – сказала она с широкой белозубой улыбкой. – Господин мой, – неловко добавила она, стараясь быть вежливой.

Лебаннен снова поклонился. Теперь в затруднении оказался он, посмотрел на Теану, повернулся к Тенар, которая только что вышла на террасу вместе с Алдером. Все молчали.

Взгляд Ириан перешел на одетого в серый плащ Оникса, стоявшего сразу за королем, и лицо ее снова осветилось улыбкой.

– Господин, – спросила она, – ты с Рока? Ты знаешь Господина Путеводителя?

Оникс не то кивнул, не то поклонился. Он тоже не смотрел ей в глаза.

– Он здоров? Ходит ли он среди деревьев?

Волшебник снова поклонился

– А Привратник, а Травник, а Курремкармеррук? Они были мне друзьями, они поддержали меня. Если ты вернешься туда, передашь ли ты им изъявления моей любви и уважения?

– Я передам, – ответил волшебник.

– Здесь моя мать, – тихо сказала Теану Ириан. – Тенар с Атуана.

– Тенар с Гонта, – сказал Лебаннен, довольно громко.

Ириан посмотрела на Тенар с явным удивлением.

– Это ты принесла Рунное Кольцо из земель бледнокожих вместе с Верховным Магом?

– Да, – ответила Тенар, не менее удивленно разглядывая ее.

На круговом балконе Башни Меча возникло какое-то движение. Это вышли трубачи, чтобы возвестить время. Но сейчас все четверо собрались на южной стороне и смотрели вниз, на террасу, ища взглядом дракона. В каждом окне каждой из башен были видны лица, а внизу, на улицах, гул голосов нарастал, подобно рокоту прилива.

– Когда протрубят первый час, – сказал Лебаннен, – совет соберется снова. Советники видели твое прибытие, госпожа моя, или слышали о нем. Так что, с твоего позволения, мне кажется, нам лучше пойти прямо к ним и показаться им. И если ты захочешь говорить, я обещаю, что они выслушают тебя.

– Хорошо, – ответила Ириан и застыла на мгновение, тяжеловесно, бесстрастно, словно рептилия. Она повернулась, и наваждение исчезло. Перед ними стояла высокая девушка, она неуклюже ступила вперед и с улыбкой сказала Теану:

– Мне кажется, что я сейчас взлечу, как искра. Я чувствую себя какой-то невесомой!

На запад, потом на север, на восток и на юг, четыре трубы пропели, одна за другой, фразу из плача короля, жившего пять веков назад, по своему павшему другу.

Королю вдруг вспомнилось лицо этого человека, Эррет-Акбе — темноглазое, скорбное лицо, вспомнилось, как он стоял тогда на берегу Селидора, смертельно раненый, среди костей дракона, сразившего его. Лебаннену показалось странным, что такое давнее воспоминание вдруг всплыло в памяти в такой момент, и все же так оно и должно было быть. Ибо живые и мертвые, драконы и люди — все сходились куда то, к чему-то, чего он не мог увидеть.

Он остановился, поджидая Ириан и Теану. Шагая рядом с ними по коридорам дворца, он сказал:

– Госпожа Ириан, я о многом хотел бы тебя спросить, но мой народ и совет опасаются и желают знать одно: собирается ли твой народ воевать с нами, и почему.

Она кивнула. Неторопливо, веско.

– Я скажу им то, что знаю.

Они вошли в коридор за занавесями позади трона.

В зале все смешалось, стоял оглушительный шум, и стук жезла князя Сеге был почти не слышен. Король и дракон ступили в зал, и воцарилась тишина. Лебаннен остался стоять перед троном, Ириан стояла по левую руку от него.

И в эту мертвую тишину князь Сеге уронил:

– Внимайте королю.

Король заговорил:

– Советники! Об этом дне долго будут петься песни. Дочери ваших сыновей и сыновья ваших дочерей будут говорить: «Я внук того, кто участвовал в Драконьем Совете!» Так окажите же честь той, что почтила нас своим присутствием. Внимайте Орм Ириан.

Некоторые из тех, кто был на Драконьем Совете, рассказывали потом, что, когда они смотрели прямо на нее, она казалась лишь обычной высокой женщиной, но стоило посмотреть в сторону, как краем глаза улавливалось мерцание огромной темно-золотистой фигуры, возвышавшейся над королем и троном. А в сторону смотрели многие, зная, что в глаза дракону глядеть не следует. Женщины смотрели на нее: одним она казалась некрасивой, другим — прекрасной, некоторые сочувствовали ей, видя ее босой во дворце. Некоторые советники, не поняв речи короля, гадали, кто такая эта женщина, и когда же появится дракон.

Она говорила в полной тишине. Голос ее был высоким, как у большинства женщин, но с легкостью заполнял высокий зал. Она говорила медленно и торжественно, словно переводила в уме с более древнего наречия.

– Меня зовут Ириан, из Удела Старой Ириа на Вэе. Теперь я Орм Ириан. Калессин, Старейший, зовет меня дочерью. Я прихожусь сестрой Орму Эмбару, которого знал король, и внучкой Орму, который убил Эррет-Акбе, спутника короля, и был убит им. Я явилась сюда по зову сестры моей Теану.

Когда Орм Эмбар погиб на Селидоре, Калессин был дальше дальнего запада. Тогда он вернулся и отнес короля вместе с великим магом на Рок. Потом Старейший отправился на Драконьи Бега и созвал народ запада. Паук отнял у них речь, и они все еще были в смятении. Калессин так сказал им: «Вы позволили злу обратить себя во зло. Вы были поражены безумием. Теперь к вам вернулся рассудок, но, пока ветры дуют с востока, вы не сможете снова стать теми, кем были, стать свободными от добра и зла».

Калессин сказал: «Выбор был сделан в незапамятные времена. Мы выбрали свободу. Люди выбрали ярмо. Мы выбрали огонь и ветер. Они выбрали воду и землю. Мы выбрали запад, они — восток».

И еще он сказал: «Но неизменно некоторые из нас завидуют их богатству, и некоторые из них завидуют нашей свободе. А потому злу удалось проникнуть в нас, и ему суждено проникать в нас снова и снова, доколе мы не выберем, снова и навеки, свободу. Скоро я отправлюсь дальше дальнего запада, летать на другом ветру. Я согласен показать вам дорогу туда или дождаться вас там, если вы согласитесь последовать за мной».

Тогда некоторые драконы сказали Калессину: «Люди из зависти своей в незапамятные времена отобрали у нас половину того нашего царства, что дальше дальнего запада, и возвели вокруг нее стены из заклинаний. Так давайте теперь прогоним их далеко на восток и отберем у них острова! Людям и драконам не поделить ветер».

На это Калессин ответил: «Некогда мы были одним народом. И в знак сего, в каждом поколении людей рождаются один или два человека, которые не только люди, но еще и драконы. И в каждом поколении нашего народа, а наши жизни много дольше, чем краткий людской век, один из нас рождается также и человеком. Одна из таких живет ныне на Внутренних Островах. Есть и одна из них, которая еще и дракон. Эти двое — вестники. Они несут весть о выборе, который нам предстоит сделать. Больше таких не будет — ни у нас, ни у людей. Ибо равновесие меняется».

И Калессин сказал им: «Выбирайте же. Следуйте за мной на дальнюю сторону мира, летать на другом ветру. Или оставайтесь здесь и наденьте ярмо добра и зла. Или выродитесь в бессловесных животных». Напоследок он сказал: «Последней из всех выбор будет предложен Теану. После нее выбора уже не будет ни у кого. Дороги на запад не будет. Лишь лес, как и всегда, пребудет в сердце мира».

Члены совета ловили каждое слово, недвижные, как камни. Ириан стояла не шевелясь. Казалось, она смотрит сквозь них.

– Через несколько лет Калессин улетел дальше самого дальнего запада. Одни последовали за ним, другие остались. Когда я присоединилась к своему народу, я последовала за Калессином. Но я могу уходить туда и возвращаться, пока ветры носят меня.

Народ мой разгневан, ревниво он смотрит на вас. Те, кто остались на ветрах мира, принялись летать поодиночке или отрядами на острова людей, говоря: «Они отняли у нас половину нашего царства. Отнимем же у них весь запад их царства, изгоним их оттуда, дабы они не могли нести нам добро и зло. Мы не позволим им снова надеть ярмо нам на шею».

Но они не пытались убивать жителей, ибо они помнят, как, пораженные безумием, драконы убивали драконов. Они вас ненавидят, но не станут никого убивать, если вы не попытаетесь убивать их.

Один из таких отрядов теперь явился на этот остров, на Хавнор, который мы зовем Холодной горой. Дракон, который опередил их и говорил с Теану — мой брат, Аммод. Те пытаются изгнать вас на восток, но Аммод, как и я, следует воле Калессина, мы хотим освободить свой народ от того ярма, что вы носите. Если у меня, у него и у детей Калессина появится возможность спасти от вреда ваш народ и наш, мы так и сделаем. Но у драконов нет короля, они не повинуются никому и летают, где захотят. Некоторое время они будут делать так, как попросим мы с братом, именем Калессина. Но недолго. И они не боятся ничего на свете, кроме ваших заклятий смерти».

Это последнее слово тяжко упало в тишину, повисшую после слов Ириан, эхом отдалось от высокого потолка зала.

Заговорил король. Он поблагодарил ее:

– Ты оказала нам честь своими правдивыми речами. Клянусь своим именем, и мы будем говорить тебе правду. Я прошу тебя, дочь Калессина, который принес меня к моему королевству, сказать нам, чего же боятся драконы? Мне казалось, что они не боятся ничего, ни в этом мире, ни за его пределами.

– Мы боимся ваших заклятий бессмертия, – резко ответила она.

– Бессмертия? – Лебаннен остановился в сомнении. – Я не волшебник. Мастер Оникс будет говорить за меня, с разрешения дочери Калессина.

Оникс встал. Ириан окинула его холодным, бесстрастным взглядом и кивнула.

– Госпожа Ириан, – сказал волшебник, – мы не творим заклятий бессмертия. Лишь волшебник по прозвищу Паук пытался добиться для себя бессмертия, извратив наше искусство.

Он говорил медленно и раздумчиво, явно подбирая слова.

– Наш Верховный маг вместе с господином моим королем, и при помощи Орма Эмбара, уничтожили Паука и зло, причиненное им. И Верховный маг отдал всю свою силу, чтобы исцелить мир, восстановить нарушенное Равновесие. Никто из волшебников на моем веку не пытался… – он остановился.

Ириан посмотрела прямо на него. Он опустил глаза.

– Волшебник, которого уничтожила я, – проговорила она, – Мастер Заклинатель Рока — чего же добивался он?

Оникс молчал в растерянности.

– Он вернулся из царства смерти, – продолжила она. – Но не живым, подобно Верховному магу и королю. Он был мертв, но он смог призвать себя обратно через стену, при помощи своего искусства — при помощи вашего искусства, волшебники Рока! Как верить вам? Вы нарушили равновесие мира. В ваших ли силах восстановить его?

Оникс посмотрел на короля. Он был явно обеспокоен.

– Господин мой, здесь не место обсуждать подобное — перед всеми — пока мы не поймем, о чем мы говорим, и что мы должны сделать…

– Рок хранит свои тайны, – промолвила Ириан со спокойным презрением.

– Но на Роке… – начала Теану, не вставая со своего места. Голос ее затих. Князь Сеге и король одновременно посмотрели на нее и знаками попросили ее продолжать.

– На Роке находится Имманентная Роща, – сказала она. – Не ее ли имел в виду Калессин, говоря о лесе, стоящем в средоточии сущего? – Она повернулась к Ириан, так что членам совета стала видна вся обожженная сторона ее лица, но про них она и думать забыла. – Быть может, нам следует направиться туда. К центру мира.

Ириан улыбнулась.

– Я согласна, – сказала она.

Обе посмотрели на короля.

– Прежде чем послать вас на Рок или отправиться с вами, – медленно проговорил он, – я должен знать, что стоит на кону. Мастер Оникс, я сожалею, что вопросы столь неотложные и неясные требуют от нас столь открыто обсуждать наш путь. Однако я верю, что совет поддержит меня в поисках этого пути, и поддержит меня, когда я буду ему следовать. Совету необходимо знать вот что: что нашим островам не грозят нападения Народа Запада, что перемирие держится.

– Оно держится, – ответила Ириан.

– Можешь ли ты сказать, насколько?

– Полгода? – спросила она беззаботно, словно говорила о паре дней.

– Мы будем соблюдать перемирие полгода, в надежде на последующий мир. Скажи мне, госпожа Ириан, верно ли, что твой народ заключит с нами мир, если вмешательство наших волшебников… в законы жизни и смерти не будет больше угрожать им?

– Угрожать всем нам, – сказала Ириан. – Да.

Лебаннен поразмыслил над этим и сказал в своей самой царственной, самой любезной, самой вежливой манере:

– Что ж, тогда мне придется плыть на Рок с вами.

Он повернулся к скамьям.

– Советники, перемирие заключено, и теперь нам следует добиваться мира. Я отправлюсь, куда потребуется, ибо я правлю под Знаком Кольца Эльфарран. Если кто-то из вас видит к тому препятствия, пусть скажет о том здесь и сейчас. Ибо может статься, что под угрозой устойчивость положения в Архипелаге и Равновесие всего сущего. И если я отправляюсь, я должен отправляться немедля. Близится осень, а путь до Рока неблизкий.

Зрячие камни молчали долгую минуту. Смотрели все, не заговорил ни один. Тогда князь Сеге сказал:

– Иди же, господин мой король. Иди, и да пребудут с тобой наша надежда и наша вера, и пусть волшебный ветер надувает твои паруса.

Среди советников пробежал легкий одобрительный шепот: «Да, да, слушайте, слушайте его».

Сеге спросил, остались ли у кого вопросы или возражения. Никто не ответил. Он распустил совет.

Покидая тронный зал, Лебаннен сказал:

– Спасибо тебе, Сеге, – на что старый князь ответил:

– Бедняги ведь оказались между тобой и драконом, что они могли сказать?

DIARY